КАРТИНА МАСЛОМ

Аркадий Петров.

Государственный Русский музей. Мраморный дворец.

До 24 марта 2008.

Чужая душа редко бывает лучезарным раем: чаще – потемками. Бывает, что и кромешным мраком, в котором свились в страстных судорогах две твари, любовь и ненависть. Внутренний мир московского художника Аркадия Петрова, похоже, – арена смертельного клинча приязни и отрицания. Но тайны из этого конфликта москвич не делает. Напротив, охотно демонстрирует его.

Петров родился в 1940 году в Горловке Сталинской (с 1961-го Донецкой) области, в 1957-м перебрался в столицу, там окончил в 1963-м художественное училище «Памяти 1905 года», в 1969-м – институт имени Василия Сурикова. Выставлялся, выполнял более или менее масштабные заказы разного рода, но лишь в вольные перестроечные годы стал действительно знаменитым, одним из наиболее популярных и востребованных российских художников, – а его работы начали активно приобретать отечественные и зарубежные музеи и коллекционеры.
Из частных собраний и музейных фондов и извлекли теперь всё, что можно видеть на большой персональной выставке мастера в главном хранилище российского искусства. Организаторы – коллектив кураторов из Отдела новейших течений ГРМ и из московской частной галереи «pop/off/art» – включили в экспозицию более семи десятков живописных и скульптурных работ Петрова, созданных за без малого сорок лет.
Основным сюжетом масштабного показа стало обнажение драматичного разлада в душе корифея. И можно понять, что как раз необычно наглядное соединение в этом резервуаре положительной и отрицательной энергий привлекает к творчеству Петрова почитателей и отталкивает от него неприятелей.
Аркадий Петров, конечно, совсем не любит то, что изображает. Если он пишет цветы – вместо бутонов красных роз у него получаются комки сырой плоти, порой явно несвежей. Если живописует линию горизонта – над горизонтом зловеще рдеет багровый закат или громоздятся грозовые тучи. Если изображает обнаженную красавицу – она плохо сложена, бледна и анемична. Персональные портреты художник то и дело обрамляет в кладбищенские рамки или похоронные венки, коллективные – декорирует под какой-нибудь музей восковых фигур. От рожденья окоченелые персонажи Петрова обычно бессодержательны и неправдоподобны, как целлулоидные пупсы.
Пространства, в которых они существуют, – конечно же, СССР и Российская Федерация, даже если по названию это Рай или какая-то другая вымышленная страна. «Простых советских людей» и «дорогих россиян» здесь густо окружают исполненные в самом дурном стиле – как на Брайтон-Бич – кириллические надписи или наиболее пугающие некоторых благодушных символы Родины: боевые самолеты, крейсера, танки, пушки, кремлевские башни, кумачовые полотнища, сияющие алые звезды. На одном из фрагментов петровского панно «Радость моя» воспроизведен кадр из еще дореволюционного фильма, – но в руку актрисе вложена алая лента с золотой советской звездой. Аркадий Петров, конечно, в большой степени символист; из работы в работу переходят у него, кажется, ему самому давно опостылевшие образы: белая голубка (символ симпатии), цветок (символ страсти), бокал вина (символ сладкой жизни), лебедь (символ покоя), обувь (символ стабильности), шахтерская лампа (символ бескорыстного труда), Алла Пугачева (символ успеха), гора отработанной породы (символ трудного детства и Горловки). Работ много, и каждая из них выглядит шарадой, содержащей важное послание, – которое, возможно, лучше не расшифровывать.
Нелюбовь, действительно, становится иногда очень продуктивной страстью.
Но есть в Аркадии Петрове и мощное традиционно позитивное начало. Это любовь к искусству. Точнее – к талантливым художникам разных времен и народов, среди которых Руссо, Пиросмани, Матисс, Карра, Моранди, Тышлер, Елена Волкова, Павел Леонов, Нестерова, Кабаков, Булатов, Фигурина. Мастер настолько увлекается их достижениями, что то и дело, экстремально приближая к ним собственный стиль, меняет его практически до неузнаваемости: сегодня может быть фотореалистом, а завтра, может, – картунистом. Умеет становиться и живописцем, и скульптором, и ассамбляжистом, и инсталляционистом – в зависимости от конкретного замысла или ситуации. Может делать произведения деликатно монохромные, а может – хоть вырви глаз. В этом, возможно, и состоит важное достоинство Аркадия Петрова как творца: он может формально меняться, по существу нисколько не меняясь, не отвлекаясь от своей главной темы и всякий раз оставаясь весьма убедительным. История его многолетней замысловатой эволюции подсказывает всем чутким зрителям, что в этом художнике, как в недрах Донбасса, до сих пор имеются значительные резервы, еще далеко не выработанные и даже не обнаруженные в полной мере. А значит – всем следует ждать новых достижений. Возможно, любителям прекрасного еще только предстоит увидеть главную петровскую «картину маслом», как некогда говорил (все помнят) проницательный одессит Давид Маркович Гоцман.

Евгений Голлербах